Посреди круга стоял Альфадас. Ветер играл красным шерстяным плащом воина. Все смотрели на герцога. Ульрик держал в поводу своего гнедого пони. Асла с очень бледным лицом…

Кадлин запустила пальцы в шерсть Крови. Старый священнослужитель Лута Гундар что-то жевал, из всех сил стараясь, чтобы это было незаметно.

Хорза стоял, уперев руки в бока, и пытался выглядеть по-королевски, но во всем его облике сквозило нетерпение. Повсюду на склоне и плато стояли мужчины, решившие идти с Альфадасом. Ламби и его товарищи по-прежнему были закованы в цепи. Олловейн увидел обоих братьев с парома и Оле, разговаривавшего с кем-то, кто, совершенно очевидно, не жаждал общения с собаководом.

Воины герцога выглядели оборванцами. У каждого было свернутое одеяло, закрепленное на груди или спине, многочисленные сумки и бутылки, все, что, по их мнению, пригодится в Альвенмарке. Их глаза сверкали. Они ожидали чуда, не меньше.

Олловейн обеспокоенно поглядел на небо. Полуденный час прошел. Вообще-то врата в горы Сланга уже должны были открыться.

Ветер проносился над фьордом, разбивая зеркало воды. Над ним пролетела чайка, с любопытством поглядывая на людей. Олловейну показалось, что птица боится слишком близко подлетать к кругу камней. Она облетела вершину по большой дуге.

Внезапно прямо перед герцогом взвилась колонна пурпурного света. Она росла, ширилась до тех пор, пока не стала шире повозки.

Альфадас поднял обе руки. Негромкое бормотание ожидающих смолкло. Тишину нарушали только шорох ветра и далекий крик чайки.

— Это врата, которые поведут вас в мир чудес и ужасов. Пройдите через пурпурные врата, и ваше прошлое спадет с вас подобно старой змеиной коже, если вы того захотите. Быть может, по ту сторону нас ожидает темнота. Быть может, один шаг — и мы в горах Сланга. Когда увидите перед собой золотую тропу, следуйте по ней и ни на волос не сходите с нее, в противном случае навсегда сгинете во тьме. И если сейчас вас оставляет мужество и вы боитесь сделать последний шаг, не огорчайтесь. Каждый, кто стоит сейчас со мной на скале, — герой. Подумайте об историях скальдов, о славных витязях былых времен. Вы все пошли за мной на край света. И даже среди самых храбрых воинов Фьордландии лишь горстка отважилась на то, чтобы дойти сюда. Не важно, кто вы — рыбаки, торговцы или паромщики, — вы ничем не уступаете героям былого. Уже сейчас вы заняли место в песнях, которые когда-нибудь будут петь в королевских чертогах. Я склоняю перед вами голову и горжусь тем, что нахожусь рядом с вами. — Герцог действительно поклонился. Ветер растрепал его длинные волосы, когда он снова выпрямился. На лице его читалась решимость. — Асла, я люблю тебя и вернусь к тебе, что бы ни случилось. — Он произнес это спокойным, торжественным тоном, словно давая клятву.

Затем герцог повернулся и, сделав шаг, исчез в ярком свете.

Люсилла подошла к Олловейну. Она насмешливо улыбнулась и произнесла на языке их народа:

— Несколько они патетичны, эти люди.

— Разве великие чувства не требуют громких слов?

Мастер меча мгновение не опускал взгляда. Он не улыбался. Затем взглянул на Сильвину. Олловейн знал, что последние слова герцога были адресованы ей в той же степени, что и Асле. Но лицо охотницы не выражало ничего.

На пороге

Вагельмин не знал, сколько прошло времени с тех пор, как магия Сканги превратила его в послушное воле шаманки чудовище. Дни, недели или часы? В Ничто не было мерила времени.

Иногда Вагельмин надеялся, что вдруг проснется и увидит, что все это — лишь кошмарный сон. Но тут возникало это другое существо… Источник темных мыслей. Это существо было глубоко в нем. О чем бы он ни думал, оно всегда было частью него. Когда он надеялся, что вот-вот проснется, то ощущал, как шевелится бестия внутри него, чтобы воспоминания вернулись и все мечты стали пеплом.

Все мысли темного существа вращались вокруг света. И тем не менее оно шарахалось от золотых троп, широкой сетью раскинувшихся в Ничто. Вагельмину с трудом пришлось приучить тварь к тому, что теперь им можно ходить по этим тропам, что запрет, удерживающий другие создания тьмы от троп альвов, для них недействителен.

А бестия учила его тому, как передвигаться в Ничто. Здесь не было верха и низа, не было твердой почвы, по которой можно было идти. С первого мгновения в Ничто Вагельмину казалось, что он падает. Бесконечно падает в бездонную пропасть…

А существо внутри него радовалось его страху. Ничто было миром без света, без запахов, без ветра, который можно было бы чувствовать кожей. Ничто было хуже любой тюрьмы, поскольку ты оказывался наедине с собой и своими чувствами, без впечатлений, которые могли бы отвлечь хоть на миг. В этом мире было праздником насладиться страхом другого. Существо толкало его на грань безумия. Быть может, Вагельмин даже перешел ее… И лишь после этого темный брат научил его двигаться. То есть сначала существо попыталось дать ему понять, что он не падает. В мире без горизонта, без границ, по которым можно было бы ориентироваться, без гор и долин не было и земли, о которую можно было бы удариться. Он падал только в мыслях, потому что не было ничего, за что можно было бы зацепиться в этом мире.

Когда Вагельмин это понял, он сумел преодолеть свой страх. Он научился двигаться при помощи мысли. Паутина троп альвов придавала структуру этому миру. Она создавала координаты в бездорожной пропасти.

Существо, с которым слила его Сканга, боялось троп альвов, словно непослушная собака — плети своего хозяина. Тварь не отваживалась ступать на эти тропы и тем не менее постоянно стерегла магические пути. Она чувствовала приходящих, как чувствует паук, когда что-то касается его паутины. Мгновение — по крайней мере так казалось Вагельмину — и они появлялись там, где что-то двигалось по паутине. И вместе с другими созданиями тьмы они залегали у тропы альвов, ожидая, когда незваные гости сделают ошибку и сойдут с безопасной дороги.

Если отойти от тропы, сияние сразу гасло. Со стороны Ничто золотая паутина была невидимой. Ее можно было почувствовать, если находишься слишком близко, но она не помогала ориентироваться в темноте. Тварь внутри Вагельмина боялась силы, которой альвы окружили когда-то свои дороги. Но теперь, когда они стали единым целым, они могли беспрепятственно проникать сквозь защитное заклинание. На этот раз Вагельмин насладился страхами своего темного брата, когда повел его на тропу из света.

Только ступив на паутину, Вагельмин вспомнил, что они кого-то ищут. Эльфийку… Королеву! Но он не мог отыскать следа Эмерелль. Вернулось и воспоминание о Шахондине. Разве они пришли в паутину не вместе? Почему отец оставил его? Нашел след правительницы?

Понуждаемый честолюбием, требовавшим не отставать от Шахондина, Вагельмин узнал, что может покинуть Ничто. Там, где много троп альвов пересекаются, образуя звезду, уйти из тьмы легко. Когда он вырвался впервые, он попал в место, полное света и песка. Он стоял в центре широкого черного базальтового круга. Вагельмин с любопытством бродил по морю песка. Но добычи там не было. Земля была мертва, и он вернулся в Ничто.

Затем он отважился на еще несколько небольших вылазок, чтобы испытать свои способности. Он бесцельно проходил звезды альвов, но никогда не задерживался надолго. Там убьет зайца, там маленькую косулю. И только когда заблудился в зимнем степном краю, почувствовал желание остаться подольше. Его белая прозрачная фигура здесь полностью сливалась с пейзажем. Похоже, он, в отличие от хищников, не источал запаха. Он мог безо всяких усилий приблизиться к стаду яков и устроить резню среди животных. Его челюсти не встречали сопротивления, когда он обрушивался на лапы быков. И он без усилий вытягивал свет из животных. Было вкусно ощущать борьбу со смертью. Наблюдать, как уходит жизнь, видеть панику в глазах других животных, не понимавших, что происходит. Свет не насыщал его полностью. Но убийства доставляли ему радость. Или это радовался его темный брат?